Олег Столяров. Тема любви в «VITA NOVA» Данте и романе Ф.М. Достоевского «Бедные люди»

Олег Олегович Столяров, поэт, кандидат филологических наук,
доцент,  член Союза писателей России
и Московской городской организации Союза писателей России

Художественная литература может по полному праву гордиться прекраснейшими описаниями чудеснейшего, неповторимого чувства, вошедшими в сокровищницу всемирной культуры и ставшими достоянием всего человечества.

Еще во времена античности появились подлинные шедевры любовной лирики, ставшие образцом для подражания. Имена легендарного Орфея, окутанного тайной веков премудрого Гомера, исторических Алкея и Сапфо, Вергилия и Овидия вдохновляли на создание страстных, пылких канцон и серенад многих трубадуров, миннезингеров и вагантов. Традиции трубадуров и куртуазной поэзии, в свою очередь, нашли отражение в творчестве Данте Алигьери.

Сильное влияние традиций куртуазной поэзии, безусловно, прослеживается в раннем произведении поэта «Vita Nova», воспевающем его возлюбленную Беатриче. Оно построено согласно всем куртуазным канонам.

Любопытна и сама композиция «Vita Nova», состоящая из дневниковой или эпистолярной прозы и органично впаянных в нее 30 стихотворений (из них — 24 сонета, 5 канцон, 1 баллада), ставших по существу ее продолжением и, в связи с этим, не воспринимающихся историками литературы самостоятельно, вне контекста произведения.

Любовный эпистолярий Данте — величайший литературный памятник всех времен и народов, одно из Чудес Света, идеальный в своем совершенстве лирический пантеон, возведенный поэтом во славу своей возлюбленной. «Любовь Данте к Беатриче, в самом деле, одно из чудес всемирной истории, — полагает Д.С. Мережковский, — одна из точек ее прикосновения к тому, что над нею, — продолжение тех несомненнейших, хотя и невероятнейших, чудес, которые совершались в жизни, смерти и воскресении Христа: если не было того, нет и этого; а если было то, есть и это» [Русский Эрос, 1991: 167, 168].

Какими художественными средствами Данте удалось достичь такого эффекта? — Эпистолярная литературная традиция несомненно позволила автору более свободно, расковано, чем какая-либо другая, изливать свои чувства и мысли. Это у него вышло очень виртуозно, поскольку поэт адресовывал свои письма, прежде всего, самому себе. На протяжении всего произведения поэт боролся сам с собой, одолевая всевозможные соблазны и искушения. В результате Данте стал собеседником достойным самого себя.

История, рассказанная поэтом, на первый взгляд, ничем не примечательна на фоне других средневековых куртуазных любовных историй: судьбоносная встреча с Прекрасной Дамой, любование предметом обожания со стороны — любовь агапе, столь распространенная и популярная в эпоху позднего средневековья, более того — являющаяся общепринятой этической нормой поведения. Но сквозь любовь агапе в каждой прозаической и поэтической строчке «Vita Nova» прорывается страстная, чувственная, плотская эротическая любовь, которую Данте при всем своем желании — как он ни старается одевать свои бурные чувства в пестрые и причудливые одежды философской мысли — не может утаить от внимательного читателя.

Вдумчивый читатель, знакомясь с «Vita Nova», в итоге закономерно приходит к выводу, что дантовский эпистолярий — значительно грандиознее, чем любые частные письма, даже если последние во многом определяют жизнь и счастье людей. Возникает подобное ощущение в момент знакомства с дантовским пантеоном, потому что сам поэт мифологизирует собственное чувство.

Он творит Миф из подлинной, настоящей, реальной Любви. «Может быть, сам Данте отчасти виноват в том, что люди усомнились, была ли Беатриче. «Так как подобные чувства в столь юном возрасте могут казаться баснословными, то я умолчу о них вовсе». — «Я боюсь, не слишком ли много я уже сказал» (о Беатриче). Данте говорит о ней так, что остается неизвестным главное: есть ли она? и так, как будто вся она — только для него, а сама по себе вовсе не существует; помнит он и думает только о том, что она для него и что он для нее, а что она сама для себя — об этом не думает. Слишком торопится сделать из земной женщины Ангела, принести земную в жертву небесной, не спрашивая, хочет ли она этого сама, и забывая, что человеку сделаться Ангелом — значит умереть; а желать ему этого — значит желать ему смерти» [Там же. С. 168]. Получается — Данте — эгоист? — Выходит, эгоизмреверс самого возвышенного и поэтичного чувства в мире? Вынужден признать — не без того… Из сопоставления приведенных наблюдений следует — истоком мифотворчества самого идеального чувства необходимо признать банальный человеческий эгоизм? — Такое безапелляционное мнение было бы все же несправедливым по отношению к Данте и в корне неверным при рассмотрении мотивации мифологизации чувства. Думаю, Данте руководствовался совсем иными соображениями. Прежде всего, нежеланием впускать читателя в личный мир Беатриче дальше тех границ, которые были определены им самим. Что принимал во внимание поэт, устанавливая границы личного мира Беатриче, которые — по его глубокому убеждению — читателю нельзя пересекать? — Соображения духовного плана или реальные, биографические факты? — Историки литературы и сегодня не однозначны в своих оценках. Однозначность оценок исключается самим Данте.

Единственное чего точно избегал Данте — так это прямого подтверждения эротической насыщенности «Vita Nova». Он бежал от этого, как от чумы. Отсюда — то раздвоение личности поэта, та блаженная мука, которую ему предсказывал Гвидо Кавальканти. И в том платоническом чувстве, агапе, лишенным каких-либо притязаний на объект обожания, сознательно выводившимся Данте на первый план, он старался, как можно тщательнее, замаскировать настырный, прорывающийся в любом поэтическом вздохе, диктующий свои правила игры, властный, влекущий эрос. Мыслитель боролся сам с собой. «Но сколько бы Данте не делал Беатриче Ангелом, он был уже и тогда слишком большим правдолюбцем, или, как мы говорим, «реалистом», чтобы не знать, что не к Ангелу в спальню входит муж, а к женщине, и чтобы не думать о том, глазами не видеть того, что это значит для нее и для него» [Там же. С. 170].

Той же, схожей с дантовской, дорогой пошел при создании романа «Бедные люди» Ф.М. Достоевский. Судьбы героев его романа чем-то напоминают судьбы персонажей «Vita Nova», с тою только разницей, что героев Достоевского историки литературы неизменно относят к типу маленьких людей, широко распространенному в русской литературе XIX в.

Внешние различия, вызванные национальным колоритом, временной отдаленностью (в 545 лет! — О.С.), социальными факторами — не могут, тем не менее, исключить духовной близости персонажей двух произведений. Их роднит в первую очередь то, что они беззаветно мечтают о счастье. Конечно, представления о счастье у них различные. Несовпадение представлений зависит от множества объективных факторов, указанных мною выше. Но духовная эволюция присуща им в равной степени. Именно эту основную особенность, на мой взгляд, хотят подчеркнуть, подробно описывая психологическую природу своих персонажей, Данте и Достоевский.

Безусловно, герой «Vita Nova» по широте своего кругозора, духовной, интеллектуальной и человеческой свободе превосходит Макара Девушкина, но и Варю Доброселову, в таком случае, нельзя напрямую уподоблять Беатриче. Хочу обратить внимание и на другой немаловажный аспект — персонаж «Vita Nova», от лица которого Данте ведет повествование — целиком и полностью автобиографичен, что невозможно сказать о страдальце сорока семи лет, титулярном советнике Макаре Девушкине.

И персонажа «Vita Nova», чьим прототипом стал сам Данте, и Макара Девушкина объединяет рыцарское отношение к любимым женщинам, на защиту доброго имени и интересов которых они выступают немедля, ни минуты не сомневаясь в правильности своего выбора.

Говорить о куртуазии маленького человека Макара Девушкина было бы несколько забавно, но предположить то, что Дон Кихот в каком-то смысле обязан своим появлением герою «Vita Nova», как это сделал Д.С. Мережковский, вполне допустимо.

Робость персонажей Данте и Достоевского также различна. Но и можно ли считать робостью поведение дантовского героя? — Скорее сознательной борьбой с собственными эротическими желаниями, приводящей к умышленному самоумалению, характерному для праведных аскетичных монахов, славившихся своим подвижничеством и неутолимой жаждой духовных подвигов во имя Христа и прославления своих ближних во Христе.

Робость Макара Девушкина иной природы. Забитый, скромный, никому не возражающий человечек сродни Акакию Акакиевичу Башмачкину — живет, безропотно смиряясь под ударами судьбы. Он и рад бы быть иным, но «всякое состояние определено Всевышним на долю человеческую. Тому определено быть в генеральских эполетах, этому служить титулярным советником; такому-то повелевать, а такому-то безропотно и в страхе повиноваться» [Достоевский, 2007: 75]. Это искреннее убеждение, а не заблуждение Макара Девушкина. Несмотря на это, он вступается за Вареньку Доброселову, став ее верным другом, надеждой, опорой и одновременно защитой от обидчика-растлителя помещика Быкова. Как ни странно, но в романе эротическое начало олицетворяет помещик Быков. Ни Покровский, ни сам Макар Девушкин, ни даже пытающийся домогаться Вареньку грубый «искатель»–офицер, бывший сосед Макара Алексеевича, что послужило причиной запоя Девушкина, обернувшегося пропуском четырех дней службы и попыткой неудачного объяснения с обидчиком, завершившейся тем, что он был спущен с лестницы.

У маленького человека в произведениях Достоевского есть и сердце и ум. Конец романа трагичен: Быков находит Вареньку и предлагает ей стать своей женой. Хотя предложение руки и сердца делается им в грубой форме — девушка из-за грядущей безысходности соглашается. Макар Девушкин остается один на один со своим горем.

Достоевский показывает маленького человека как личность более глубокую, чем, к примеру, Самсон Вырин и Евгений у Пушкина. Глубина изображения достигается, во-первых, иными художественными средствами. «Бедные люди» — роман в письмах, в отличие от гоголевских и чеховских рассказов. Достоевский не случайно выбирает эпистолярный жанр, т.к. главная цель писателя — передать и показать все внутренние движения, переживания своего героя.

Автор предлагает нам прочувствовать все вместе с героем, пережить все вместе с ним и подводит нас к мысли о том, что маленькие люди — личности в полном смысле слова, и их личностное чувство, их амбициозность намного больше, чем у людей с положением в обществе.

Маленький человекчеловек без кожи. Он более раним, чем остальные персонажи русской литературы, включая так называемых лишних людей — Онегина и Печорина; для него страшно то, что другие могут не увидеть в нем богатую духовно личность. Огромную роль играет и их собственное самосознание. То, как они сами к себе относятся, чувствуют ли они сами себя личностями, заставляет их постоянно самоутверждаться даже в своих собственных глазах.

Точную догадку Д.С. Мережковского о внутреннем самососредоточении героя «Vita Nova» можно с тем же успехом отнести и к Макару Девушкину.

Мережковский тысячу раз прав, утверждая: «Кажется иногда, что не случайно, а нарочно все в «Новой жизни», как в музыке: внешнего нет ничего, есть только внутреннее; все неопределенно, туманно, прозрачно, как в серебристой жемчужности тающих в солнечной мгле Тосканских гор и долин» [Русский Эрос, 1991: 168].

И Данте, и Достоевский писали о Любви и Бунте. Бунт Эроса против устоявшихся и подчас ханжеских правил общепринятой, ставшей социальной нормой — морали всегда сопровождает настоящее чувство. Они об этом знали, поскольку не знать не могли.

Дантовский и достоевский эпистолярии — неотъемлемая часть мировой культуры, и утрата «оружия влюбленного, хорошо владеющего пером» — станет утратой не только личной.

Женщины любят комплименты, но больше ценят бумажные скрижали, так как они, именно они, часто определяют человеческую судьбу. Писателям понадобилось значительное количество времени, чтобы привить представительницам слабого пола эстетическое чувство прекрасного.

Возможен ли любовный эпистолярий в век интернета?.. Можно ли полюбить человека только по письмам?.. Пример Данте и Достоевского — яркое тому свидетельство…

Любовная переписка была и остается чудесным зеркалом души… Пока люди способны на это великое чувство — они будут готовы с радостью и гордостью сотни раз перечитывать прекрасные фразы, исполненные любви…

Литература

Данте Алигьери. Новая жизнь. СП.: Издательский Дом «Нева», 2005;
Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: Бедные люди; Белые ночи; Неточка Незванова: Романы; Дядюшкин сон: Повесть / Вступ. ст. А. Кирпичникова. М.: Мир книги, Литература, 2007;
Русский Эрос, или Философия любви в России / Сост. и авт. вступ. ст. В. П. Шестаков; Коммент. А. Н. Богословского. М.: Прогресс, 1991.

Для связи с автором: oleg-stolyarov@yandex.ru